Русская Матрица

[timur_nechaev77]

(Статья философа А. Пелипенко)
"Русская матрица" — система самоорганизации общества, в силу которой оно естественным образом всякий раз расслаивается на стадо униженно блеющих баранов и не признающую для себя никаких законов властную верхушку, которая их стрижет и гнобит, используя как расходный материал (царизм, коммунизм, православный фашизм).

Говорю «русская», а не «российская» потому, что коренится она в русской ментальности, а не российской политической системе.

Противники понятия «ментальность» говорят, что никакой матрицы нет: стоит лишь поменять политическую систему и социальные «правила игры», и Россия тотчас станет нормальной цивилизованной страной. Может быть, может быть… Только вот поменять эти самые правила почему-то никак не удается ни царям-реформаторам, ни генсекам-вольтерьянцам, ни президентам-демократам - никому. Вот здесь и проявляет себя "русская матрица" — продукт исторически сформировавшегося ментального типа, обладающего определенными устойчивыми чертами.

Одна из них — антиисторизм. Сознание человека "русской матрицы" архаично и инфантильно. Мир описывается набором племенных мифологем, почти полностью блокирующих рациональное восприятие реальности. Время для такого сознания течет циклично, точнее, по спирали, но с очень вялой поступательной компонентой. Исторический опыт не аккумулируется, статус события и факта зависит от его интерпретации в мифе. Всё не соответствующее мифу — отбрасывается. Циклы мифологического времени членятся сменой власти - приход нового правителя знаменует очередное обнуление времени, когда жизнь начинается с чистого листа, а весь накопившийся исторический опыт сбрасывается как ветхая одежда.

Примечательно, что чем дальше народ ушел от мифологического представления о времени, тем выше у него иммунитет от искушения разом прыгнуть в рай, где нет ни зла, ни противоречий, ни проклятой истории.

"Русская матрица" антиличностна. Существование самоактивной и автономной личности здесь допускается лишь в случае, если она оправдывает свое отпадение от коллективного «тела» служением: царю, Богу, отечеству, начальству, какому-либо институту или идее. В ином случае, личность — отщепенец, самозванец и, в конечном счете, предатель и враг.

Личность, действуя исключительно от себя и по своему собственному уму, всегда подозрительна и опасна, ибо своей самостной активностью нарушает мистически предопределенный порядок вещей и хотя бы невольно «фильтрует» поток исходящих свыше флюидов. Вот почему в русском традиционном сознании так важна персона и так принижаема личность.

Закрываясь от исторического опыта, общинно-племенной коллективизм вступил в причудливый симбиоз с принципом персонификации, когда персона-медиум (царь, вождь, диктатор) оказывается медиатором и концентрированным воплощением коллективного духа в его диалоге с силами космоса. Отсюда — бесконечные поиски такой персоны в ответ на вопрошания: кто есть истина?

Лишь в самое последнее время в наиболее продвинутой части общества начало созревать рациональное понимание законов бытия и тщетности надежд на харизматическую персону-медиума.

"Медиумическая" программа глубоко укоренилась в ментальности российского властного субъекта на всех уровнях. Оттого сознание российского чиновника всегда в некоторой степени раздвоено: с одной стороны, он принадлежит к миру живых человеческих отношений со всеми их "неправильностями", а с другой - к полутрансцендентному миру Должного (идеального), миру высших и таинственных сверхрациональных резонов.

В этой своей ипостаси чиновник транслирует в мир перлы непостижимой для простых смертных запредельной мудрости, которая, однако, нередко предстает полностью оторванным от жизни идиотизмом. Начальственный идиотизм - не просто бытовое явление. Это примечательный культурный феномен. Корни его восходят к священному безумию жреца, глаголющего от имени высших сил, высящихся над пошлым здравым смыслом и вообще любыми доводами разума.

Помню, как в позднесоветские времена по учреждениям и вузам ходили лекторы-"просветители" от КГБ, в чью задачу входило преподнести опостылевшие образы кремлевских старцев и маразм проводимой ими политики в ореоле мудрости и величия. С аудиторией попроще им это удавалось.

Медиумическая функция иерархии государевых людей становится особенно актуальной в условиях обострения культурно-цивилизационного раскола. "Правильный" государев человек не только выступал медиатором между метафизическими полюсами Должного (идеального) и Сущего (реального), но и ситуационно "сшивал" безнадежно чуждые друг другу половинки российского социокультурного космоса, выступая живым синтезом формального и неформального начал. Но русское Должное умерло, и властный идиотизм лишился своих бессознательных мистических подпорок.

"Русская матрица" парадоксальным образом делает нашу цивилизацию антиантропной: обычный, "не государев" человек здесь не имеет ни прав, ни законного места, ни вообще чего-либо устойчивого, неотъемлемого, гарантированного. На каждом шагу его поджидают опасности, подвохи, унижения. Вся социальная и даже предметно-бытовая среда настроена против него.

Мир вещей устроен неоптимально, нелепо, безобразно, неудобно. Сфера социальных отношений в этом смысле - продолжение мира вещей. Человек рожден, чтобы мучиться! Эта вызревшая в лоне восточного христианства формула была доведена в СССР до своего совершеннейшего воплощения в смертельном экзистенциальном ужасе сталинской эпохи.

Официальные декларации на тему: "все для человека!" комментировать не стану. Послесталинское "смягчение нравов" и улучшение социально-бытовых условий происходило не благодаря, а вопреки "русской матрице". И этот вынужденный компромисс стал началом ее конца. Коренящаяся в византийском православии идея глубинной и безнадежной испорченности мира при полном исчерпании эсхатологического мифа оборачивается фатальной беспочвенностью существования: скачок в рай отменяется, реальный мир - неулучшаем.

В практическом аспекте проблема принимает вид дихотомии: либо изжить "русскую матрицу", либо, спиваясь, вымирать. Неудивительно, что расколотое общество дает два противоположных ответа. Но какой из ответов станет определяющим?

В 1917 г. завершившая свой очередной исторический цикл "русская матрица" переформатировалась. Место православного монарха занял обожествляемый вождь. Два диссистемных социальных слоя - пролетариат и буржуазия - обрели свои места в обновленной системе. Пролетариат-гегемон взял на себя роль проводника в коммунистический рай, а буржуазия заняла место лубочного средневекового дьявола, заставив вновь принять мировое зло всерьез.

Парадоксальная смесь изоляционизма и агрессии получила новое обоснование в идеологеме всемирной победы коммунизма (позднее - социализма) в сочетании с презрительно-высокомерным отторжением "чуждых нам" идей, ценностей, норм, вкусов и нравов.

Коммунистический миф как никакой другой уводил от ужаса истории, а имперское строительство наполняло жизнь малых сих конкретным смыслом, отодвигая в подсознание болезненные нравственные интуиции и пошлый рационализм законов бытия и здравого смысла.

Впрочем, замахиваясь на мировое господство, советская система хоть и в отфильтрованном и искаженном виде, но все же адаптировала некоторые мотивы гуманистической антропологии и морали в их своеобразно обобщенной просвещенческо-романтической редакции.

Система же постсоветская, озабоченная исключительно самосохранением, весь этот балласт сбросила. Герой нашего времени - успешный подонок, а тот, кто не смог ничего украсть, - лузер. Пиком цивилизованности советского человека были 1970-е-80-е гг., когда имперская система образования прикрыла его варварскую суть, казалось бы, достаточно солидным слоем рациональности, нравственной выучки и общей эрудиции. Однако то ли "период цивилизованности" оказался слишком кратким, то ли знания были не те, то ли "русская матрица" в очередной раз взяла свое, но, как только государству стало не до просвещения масс, последние с нескрываемым удовольствием предались стремительному раскультуриванию.

И без того шаткие моральные устои и тощий опыт духовной дисциплины вмиг оказались растоптанными разудало-задорным носорожьим цинизмом. Немало говорят об ответственности верхов за обыдление народа, но почему не говорят о том, с какой легкостью он предался этому обыдлению? Как только варвара перестали одергивать, наружу полезло агрессивное невежество, дичайшие суеверия, первобытная ксенофобия.

Самодовольная тупость оказалась возведенной чуть ли не в культ. Торжествующая пошлость пронизала собой все сферы жизни и социальных коммуникаций, а эпидемия конспирологии заставляет задуматься о массовом безумии народа, уходящего с исторической сцены.

Упрощение, сброс культурно-цивилизационного гумуса - типичные симптомы закатной эпохи, что, впрочем, не снимает ответственности с конкретных людей, сознательно усиливающих этот процесс. И самое тревожное: исторический опыт показывает, что процесс такого масштаба раскультуривания необратим. С достаточной исторической дистанции механизмы архаизации общественного сознания в последние 20 лет станут более понятны. Но речь сейчас не о них как таковых.

В наши дни вновь приобретает критическую остроту неизбывная расколотость общества на европейскую и азиатскую части. Речь идет, разумеется, не о географии, а о ментальности. "Русская матрица" традиционно разрешает критическое до несовместимости разведение культурно-цивилизационных полюсов путем репрессивного подавления европейской части.

Когда приводят ужасающую статистику по алкоголизму, наркомании, суицидам, детской смертности и всему остальному, что вкупе позволяет говорить о полномасштабном антропологическом кризисе, то все это относится, главным образом, к "азиатской" части, вступившей в полосу стремительной деградации. И причина ее не в каких-то частных социально-экономических проблемах, а в исторической усталости и бессмысленности существования.

"Европейская" же часть при всей своей малочисленности, напротив, являет внушающую осторожный оптимизм жизнеспособность и готовность интегрироваться в современный мир. Однако вытянуть за собой деградирующих детей "русской матрицы" она, очевидно, не в состоянии. А потому, глядя правде в глаза, следует, наконец, сменить повестку дня: прекратить осточертевшие разговоры о реформах, хотя бы даже и революционных, и осознать, что выбор заключается не в их проведении или не проведении. Ведь реформы, проводимые в интересах одной части общества, будут до последнего саботироваться другой.

Стратегических решений, удовлетворяющих обе стороны расколотого общества, не существует. Вопрос стоит так: либо умирающая "русская матрица" утащит российский европеизм с собой в историческое небытие, либо решится, наконец, на "развод".

Русский раскол неизбывен. Преодолеть его в рамках России как цивилизационного целого, как бы того ни хотелось, невозможно в принципе. Неизбежное геополитическое переформатирование России в ходе деградации режима создаст условия для названного развода. И водораздел пройдет не по уровню доходов или месту проживания, а по ментальным кодам, ибо русской Европе и русской Азии более в одной стране не ужиться, как не работать "сетевым хомячкам" на Уралвагонзаводе, ибо общие культурно-цивилизационные коды полностью сняты. Или нас ждет еще один виток исторической спирали, еще одна матрешка из чрева "русской матрицы"?